Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Гапоненко Александр 2019
Хаджи-мурза
Татарская конница. Литография. XIX век.
К походу на Московское царство готовились не только верховные правители Крымского ханства. К походу готовилась татарская знать и простые татары, поскольку без грабительских набегов на соседей они не могли выжить.
За более чем три сотни лет с момента объединения Чингиз-ханом десятка тюркских племен в монгольских степях и завоевания ими всей Азии и большей части Европы его потомки, которые получили вскоре имя татар, так и остались паразитическим этносом, способным существовать только на теле других этносов.
Татары не выдвинули из своего состава ни земледельцев, ни ремесленников, ни торговцев, не научились основывать города, не создали своей письменности и культуры. Для того чтобы поддерживать свое существование им необходимо было постоянно грабить соседей, брать в полон и заставлять работать на себя чужих мастеровых, торговать рабами. Так было в империи Чингизидов, так было и в образовавшихся на ее развалинах государственных осколках, в том числе в Крымском ханстве, о котором у нас идет рассказ.
Уже знакомый нам по предыдущему повествованию, Хаджи-мурза после заседания Дивана, на котором он присутствовал как глава большого и влиятельного татарского рода, вышел вслед за принцем Шарданом на задворки дворца. За принцем он пошел намеренно, поскольку хотел найти повод сблизиться с наследником хана и сыскать его милостей.
Незаметно проследив за принцем вплоть до самой золотошвейной мастерской, он подождал, когда тот уйдет и зашел к Фатиме. За две мелкие серебряные монеты — акче — мурза узнал, что принц долго разговаривал с русской полонянкой — княжной Хворостининой, похвалил ее за хорошую работу и за красивое пение.
Посмотрев на сидевших в мастерской золотошвеек, Хаджи сразу признал одну из них.
— Всемилостивый Аллах! — воскликнул про себя мурза. — Это та самая девчонка, которую я взял в плен недалеко от Александровской слободы, а потом за гроши продал обманщику Тавилу. Кто мог знать, что она княжна, да еще и приглянется принцу Шардану!
Сопоставив интерес принца к русской княжне с тем, что Девлет-Гирей говорил на Диване о возможном взятии Смоленска, искушенный в придворных интригах Хаджи сразу предположил, что Шардан может стать правителем этого большого русского города, а может быть, и значительной части Московского царства. Выходило, что его расчет на сближение с Шарданом был абсолютно верен.
Злые языки во дворце поговаривали, что принц интересуется не столько красивыми девушками, сколько красивыми мальчиками. Следовательно, русская княжна нужна принцу больше для отвода глаз. Зато красивый мальчик может быстро приобрести благорасположение будущего наследника хана и возможного правителя Руси.
С этой мыслью Хаджи пошел к коновязи, где его ждал оставленный перед началом совещания аргамак. Он забрался на своего буланого коня, выехал с территории дворца и поехал в город, где его ждали старший сын Нагиб и внук Фетах. Он взял их с собой из родового аула в Бахчисарай, чтобы показать столицу, а заодно прикупить нужные в хозяйстве вещи, подарки для жен и наложниц.
При выезде с территории дворца мурза увидел Тавила. Тот, глядя прямо перед собой, ехал верхом на невзрачной бурой лошадке ногайской породы по главной улице города в сторону района Салачик, где размещался временный походный лагерь Теребердея.
«Легок на помине, — подумал Хаджи. — Этому-то пройдохе что тут надо? Вот ведь, выгнали его турки из Кафы за жульничество, так он теперь с ногайцами снюхался!»
Хаджи повернул в противоположную от Салачик сторону и быстро доехал до родственников, которые ждали его у могилы Малик-Аштера, что находилась на кладбище Кырк-Азизлер в районе ремесленного квартала Эски-Юрта.
По преданию, Малик-Аштер был драконоборцем. Он пришел с войском арабов распространять ислам в Крыму. Во время похода на берега Днестра герой был ранен в бою с королем-великаном по имени Салсал, вернулся в Крым умирать, где и был похоронен. Над его могилой возвели памятное сооружение — дюрбе. Молитва на могиле героя спасала от разных болезней, в том числе от укусов змей, которые, как всем известно, были теми же драконами, но без крыльев.
Сын и внук уже давно ждали Хаджи, нетерпеливо ерзая в седлах своих застоявшихся коней. Рядом с ними стояла арба, доверху наполненная различными товарами. Издалека было видно, что там лежала большая связка турецких мечей, холщовый мешок с наконечниками для стрел, три штуки грубого сукна для верхней одежды, пустые кожаные бурдюки для хранения воды, мешки с зерном и солью. Все эти вещи не производились в поместье Хаджи и их надо было закупать в городе. Оружие и ткани предназначались для бедных родственников, которых мурза собирался взять с собой в поход. Зерно и соль тоже нужны были для походных нужд.
На Фетахе — ловком смышлёном мальчике тринадцати лет — были надеты кольчуга и шлем с кольчужной бармицей, закрывавшей затылок, плечи, горло и часть лица. На поясе у мальчика в кожаных ножнах висела настоящая турецкая сабля. Доспехи, которые купил Нагиб, были немного великоваты мальчику, как, впрочем, и сабля, но тот очень гордился обновкой.
Увидев деда, Фетах вытащил саблю из ножен, уверенно повертел ею над головой и показательно рубанул сверху вниз воздух два раза, гортанно прокричав при этом: «Алла! Алла!»
Хаджи подъехал поближе и долго хвалил внука за воинственный настрой и бравый вид, называл настоящим воином. Дед собирался взять Фетаха в поход и потому дал деньги сыну на покупку для него дорогих доспехов и сабли.
Надо было приучать мальчика к родовому искусству силой добывать богатство и славу. Теперь, после участия в заседании совета и разговора с Фатимой, появилась еще одна причина взять мальчика с собой. Он вполне мог понравиться Шардену и сделать быструю карьеру при дворе. Таких случаев было немало.
Сыну про перспективы продвижения Фетаха при дворе Хаджи ничего не сказал. Нагиб был храбрым и умелым воином, но не блистал умом и ничего не понимал в придворных интригах.
Хаджи расспросил сына о покупках и выяснив, что тот забыл купить жившему в его поместье имаму Рашиту книгу «Сунан Абу Дауд». Книга представляла собой сборник суждений пророка Мухаммеда по важнейшим вопросам жизни мусульманина — сунн.
Мурза не был силен в исламе, но хорошо помнил хадис 4257, который ему на память как-то приводил Рашит:
«Приближается такое время, когда другие общины будут звать друг друга против вас… вас будет много, однако вы будете подобны сору, который несет поток. Аллах заберет из груди ваших врагов страх перед вами, а в ваши сердца поместит слабость. (Слабостью будет) любовь к миру этому и отвращение к смерти».
Содержание этого хадиса сильно подействовал на воображение Хаджи, и он хотел узнать побольше про будущее исламской уммы, будущее крымских татар и своего рода, но имам больше на память привести ничего не мог. Нагиб же заказанную книгу не купил, а потратил деньги на кольчугу для Фетаха, которая оказалась дороже, чем они рассчитывали.
Рынок уже закрылся, а оставаться еще на один день только для того, чтобы купить Рашиту книгу Хаджи не хотелось. Он отругал сына за забывчивость, хлестнул со зла ногайкой русского раба, который был возницей арбы и крикнул ему на татарском:
— Чего ждешь? Трогай!
Возница не понял, за что его так сильно ударили плеткой, но тронул поводья, и арба двинулась в сторону степной части Крыма, в которой располагались родовые земли Хаджи.
Всадники поехали вслед за запряженной волами повозкой с большими колесами.
В дороге мурза думал, как ему вооружить всю тысячу воинов, которых, по требованию хана, надо было выставить в этом году в поход. Купленные мечи он собрался раздать только своим многочисленным родственникам, которые будут возглавлять сотни. Простые воины — нукеры — пойдут в поход только с луком, двумя десятком стрел, ножом и волосяной веревкой — арканом.
Они возьмут с собой также двух-трех запасных лошадей, которых непрерывно станут менять во время похода и потому смогут двигаться очень быстро. На обратном пути на этих лошадях можно будет увезти награбленное в русских селениях добро и пленников. Без этого прибытка выжить в степных улусах татарам было практически невозможно.
«Что с того, что у меня обширные степные владения? — размышлял Хаджи, покачиваясь в седле. — На них нукеры пасут табуны моих лошадей, стада моих овец. Живут они круглый год в юртах, питаются кобыльим и овечьим молоком, сыром, изредка мясом. Хорошо еще, что он заставил своих русских рабов сеять ячмень и просо, молоть из них муку. Эту муку он давал нукерам в плату за то, что они пасли его лошадей и скот. Только мука требовалась и для того, чтобы печь лепешки и кормить самих рабов. Прожорливое русское племя. Когда уж удастся на Руси взять в плен таких рабов, которые бы много работали и совсем ничего не ели?
Если продолжить все вспоминать про татар, то надо вспоминать, что носят его нукеры. — Ветхие рубахи и шаровары, овчинные тулупы, кожаные шапки и сапоги.
Раньше у него была своя мастерская, в которой русские ремесленники валяли овечью шерсть, делали из нее войлок и грубое сукно. Этого хватало, чтобы пошить теплую одежду для всех подчиненных ему татар.
Да, рабы постоянно пытались бежать из мастерской. Их приходилось запирать на ночь в подземные тюрьмы, наказывать плетьми, клеймить злостным беглецам лица каленым железом. Наиболее непокорным русским приходилось отрубать головы. Зимой русские мерзли в своих подземных ямах от холода, летом изнывали от жары и поэтому быстро умирали. Приходилось снова идти в поход, чтобы привезти замену выбывшим работникам. Однако мастерская производила вдоволь одежды для его нукеров!
А несколько лет том назад к морскому побережью, к которому выходили его земли, пристало множество лодок с русскими стрельцами и казаками. Они побили находившихся поблизости пастухов, разорили их юрты, забрали нехитрое имущество.
Хаджи собрал отряд из бывших поблизости воинов, пошел в атаку на пришельцев, но у них было огнестрельное оружие и они постреляли множество нукеров. Пришлось отступать в горы. Налетчики пошли следом и добрались до его родового селения, пожгли в нем дома, хозяйственные постройки, в том числе и мастерскую по валянию шерсти. Главное же, они освободили всех русских рабов.
Взбунтовавшиеся пленники сожгли их мечеть. Священный Коран Рашит успел спасти, а книга с высказываниями пророка Мухаммеда погибла в огне. Как это было бесчеловечно со стороны неблагодарных рабов, сжигать священные книги! Ведь он поил и кормил их, да и наказывал не очень строго и только за леность, да побеги!
Сожжённую мечеть недавно удалось отстроить. А вот книгу для имама Нагиб купить забыл. Шайтан!».
Путники ехали по уже покрывшейся зеленью степи вдоль берега моря. Мерно шумели ударяющиеся о берег волны Кара Дениз. Солнце клонилось к линии горизонта, приближался вечер, и надо было располагаться на ночлег.
Привал сделали возле небольшого пресного озерца, образовавшегося в неглубокой ложбине от стекавшей с гор дождевой воды. Путники перекусили лепешками с сыром, запили их водой из озерца. Раб после этого повел поить к воде волов и коней.
Фетах, умаявшийся в пути, забрался под арбу и сразу после ужина уснул, даже не сняв кольчугу и шлем, только расстегнул бармицу, чтобы было легче дышать. Он лежал на войлочной попоне, закрыв глаза, лицом прямо к стоянке, и крепко обнимал покоящуюся в ножнах саблю.
«Красивый у меня внук, — подумал Хаджи, посмотревшийся к лицу Фетаха. — Обязательно понравится принцу».
Тут же, чтобы сменить ход своих лукавых мыслей, он спросил сына:
— А что ты купил матери и своей жене?
Нагиб вытащил из-за пазухи и развернул объемный холщовый сверток:
— Вот, смотри, отец, я купил в лавке торговца армянина разные красивые, но недорогие украшения.
На холсте лежали серебряные и золотые кольца, серьги, браслеты, булавки для волос, явно награбленные в русских селениях. Среди всей этой мелочи выделялось большое монисто, на цепочку которого были навешаны во множестве крупные серебряные монеты, крестики, жемчуга и даже несколько колечек с рубинами и изумрудами.
— Я бы хотел подарить это монисто своей жене, — сказал Нагиб. — Если ты не возражаешь, отец?
Хаджи взял тяжелое серебряное ожерелье в руки и сразу вспомнил его. Это было монисто княжны Хворостининой, которое он забрал во время набега у того воина, который не досмотрел за сыном конюха Ваней — в наказание за допущенную оплошность.
Мурзу ударило в пот. Русская княжна прямо преследовала его. Ведь он продал это монисто на рынке в Кафе армянину перекупщику более полугода тому назад, а сейчас оно оказалось в Бахчисарае, и его купил Нагиб. Хаджи засунул заклятое монисто себе за пазуху.
— Это ты матери хочешь подаришь монисто? — спросил ни о чем не догадывавшийся сын.
— Молчи. Не твое дело. Подарю, кому сочту нужным, ведь это я дал тебе деньги на покупки, — зло огрызнулся мурза.
Не рассказывать же было туповатому сыну, что его преследует заколдованное монисто. Лучше было отдать это украшение принцу Шардану, чтобы тот вернул его обратно русской княжне.
Нагиб не понял, почему отец на него злиться и почему отобрал купленное для жены ожерелье. Из-за какой-то книги для имама, которую он не купил? Но ведь отец сам очень хотел, чтобы у внука были настоящая кольчуга, шлем и сабля, а денег дал недостаточно.
«Да, все деньги рода находятся в руках отца, и поэтому он распоряжается ими, как хочет, — подумал Нагиб. — Надо скорее отправляться в набег, тайно понабрать больше дорогих сосудов и одежд, которые свободно лежат в русских церквях и не показывать их отцу, поскольку он запрещает их брать. Потом он продаст эти вещи на базаре в Бахчисарае и у него у самого будут деньги на покупку оружия, одежды и украшений для жены».
Через месяц в поместье Хаджи приехали гонцы от хана и сообщили, что ему надо немедленно явиться с войском для участия в походе.
Мурза собрал свою тысячу вооруженных всадников и повел их в Бахчисарай. Вместе с ним поехали все взрослые мужчины рода, включая брата, двух племянников, сына, внука и зятя.
Фетаха Хаджи уже успел поднатаскать к предстоящему набегу: он отдал ему состарившегося раба Филиппа, который больше не мог копать колодцы. Внук целый день пускал по старику тупые стрелы из своего лука, а затем перерезал ему горло купленным дедом в прошлом году кинжалом с кривым лезвием.
Мурза хотел взять с собой в поход еще и имама Ра-шита, чтобы он укреплял своими молитвами дух воинов ислама. Однако, когда Хаджи пришел в ветхую войлочную юрту имама с этим предложением, тот отказался. Все никак не мог простить то, что ему забыли привезти из Бахчисарая «Сунан Абу Дауд».
Хаджи попытался уговорить старика, но тот был непреклонен.
— Обойдемся тогда и без твоего посредничества, будем напрямую обращаться к Аллаху, — сказал имаму в сердцах Хаджи и пошел прочь из юрты Рашита.
Рашит не стал напоминать ему хадис 4297 Абу Дауда. Другие хадисы о том, как против мусульман ополчатся враждебные народы, он не помнил, нужной священной книги под рукой у него не было.
Разместив воинов на поле у въезда в город, мурза поехал во дворец, нашел там принца Шардана и о чем-то долго шептался с ним. После этой встречи принц переговорил с отцом и тот назначил Хаджи начальником охраны всего ханского обоза.
Возвращаясь рысью из дворца к своим воинам, мурза опять встретил по дороге Тавила. Тот неспешно ехал на своем невзрачном коне впереди шести запряженных маленькими ногайскими лошадками телег: четыре из них были загружены мешками с зерном, а на двух были навалены кучей железные кандалы, в которые обычно заковывали пленников. Возницами на телегах были ногайцы.
«К Теребердей-мурзе едет, к Перекопи, — сразу сообразил Хаджи. — Сначала на поставке продовольствия ногаям заработает, а потом по дешевке рабов у них купит сразу после их пленения. Продать же попробует потом на рынке в Карасу-базаре. Этот маленький морской порт находится недалеко от моих владений, и я знаю главу тамошнего городка. Договорюсь, чтобы он этому шайтану запретил там торговать».
На следующий день к Бахчисараю стали подходить полки турецкой пехоты, приплывшие по морю в Кафу.
Впереди походной колонны шли янычары. На воинах были надеты длинные белые рубашки, синие шелковые штаны до колена, подвязанные шнурком; поверх рубашек были накинуты шерстяные камзолы или куртки синего и красного цвета, с рядами пуговиц по бортам, вышитые золотом; обуты янычары были в башмаки, надетые на чулки до колена; на голове носили тюрбаны — остроконечные белые колпаки, обернутые длинным куском белого шелка, конец которого ниспадал на спину.
Вооружена турецкая отборная пехота была луками со стрелами; на широких кожаных поясах у воинов висели кривые сабли — ятаганы и кинжалы. У некоторых были топоры, булавы, короткие пики. Ружья были только у несколько сотен янычар. Они носили также доспехи — круглые металлические шиты, привязанные ремнями к груди. Это были серденгетчи, или «рискующие головой» — добровольцы, которые шли в атаку впереди выстроившегося клином полка янычар и пробивали линию обороны противника.
В одном из турецких полков — орте служил русский юноша, уроженец Спасского прихода города Ливны Иван, сын Савелия Богрецова. Он был взят крымскими татарами в плен одиннадцати лет отроду, продан туркам, прожил, работая на поле, в крестьянской семье пять лет, выучил турецкий язык, чтобы выжить. Глава семье, в которой он жил, убедил мальчика принять ислам, и имам совершил над ним обряд обрезания и нарек именем Балабан. Потом его отправили в монастырь, где шесть лет обучали военному делу, каллиграфии, праву, теологии, литературе и языкам.
На родном языке Ивану говорить запрещали, да и говорить было не с кем, поскольку в монастыре были в основном дети христиан с Балкан и из Закавказья. По выходе из монастыря он стал янычаром, верно служил султану, забыв про свою веру и родину. Взамен он получал от казны оружие, красивое обмундирование и хорошее жалование. Русский язык сын Савелия забыл, как забыл и своих родственников. Поход на Москву был для него очередным служебным поручением, которое он собирался выполнить с честью.
Янычаров было семь полков, простых турецких пехотинцев еще тринадцать полков.
Вместе с турецкой пехотой двигалось сто тяжелых осадных пушек на больших деревянных лафетах. Часть из них имела короткие стволы, чтобы стрелять через городские стены навесом. Пушки были настолько тяжелые, что их везли три-четыре пары быков. За каждой пушкой тянулось пять-шесть телег с ядрами и порохом.
Позади артиллерии тащился обоз, в котором турки везли запасы продовольствия, оружия, палатки, полковые котлы, музыкальные инструменты и множество других нужных в походе вещей.
Полсотни телег везли турецких чиновников с писарями и слугами. Вместе с ними ехал гарем Энвер-паши и войсковая казна, которую сопровождала многочисленная охрана.
В каждой турецкой орте был свой духовный наставник — имам. Имамы принадлежали к дервишскому ордену бекташей. Этот орден проповедовал среди своих членов аскетизм и ориентацию на духовные, а не на материальные ценности. Бекташи готовили янычар смолоду в своих монастырях, а потом продолжали быть их духовными наставниками в ортах.
Основателю ордена бекташей Хаджи-Бекташу удалось воплотить в жизнь то, что никак не удавалось игумену Иоанну, сформировавшему опричный орден. Причиной успеха этого знаменитого исламского деятеля было четкое разделение духовных и силовых функций между членами ордена. Одни члены выполняли роль духовных наставников, другие были их учениками и воплощали духовные идеалы ислама в жизнь силой оружия, при этом они не стремились к приобретению материальных благ, поскольку не имели семей и все их имущество после смерти переходило в собственность полка.
Произошло это разделение функций внутри ордена бекташей за триста лет до описываемых нами событий. Знал ли о нем московский царь, точно неизвестно, но то, что он изучал опыт христианских и исламских военно-монашеских орденов, было несомненно.
Старшим над имамами орт был баб Ширази. Он владел тайными сакральными познаниями и специально направлялся в Московское царство по поручению главы всех мусульман Османской империи — шейха-уль-ислам Ибн Хаджара аль-Хайтами. Бабу Ширази по возвращению в Истамбул следовало ответить на вопрос о том, как обратить неверных московитов в ислам.
Ширази жил отшельником в отдельном шатре и общался со всеми остальными только через посредство других имамов. Имамы готовили для баба особую пищу, приносили воду, принимали от него письменные указания — фетвы, как поступать мусульманам в походе при возникновении новых для них проблем.
Вместе с обслугой в турецком войске насчитывалось сорок тысяч человек.
В Бахчисарае турок ожидало уже шесть конных туменов татар.
Места в Бахчисарае для ста тысяч воинов не хватало, и поэтому лагеря разбили за городом, на склонах гор, окружавших долину Чурук-Су.
В лагерях на столь большое число людей недоставало воды, дров, некуда было деть отходы жизнедеятельности, и жители города с нетерпением ждали, когда же все собравшиеся воины отправятся в поход.
Анастасия уже знала от Фатимы, что приходивший к ним в мастерскую принц заберет ее в свой гарем и повезет в поход на Русь.
Молодая девушка находилась в полном смятении: ей очень хотелось попасть на родину, поскольку могла появиться возможность побега, но судьбе наложницы принца она была готова предпочесть смерть. Моральной поддержки со стороны Лейлы она лишилась после того, как та приняла ислам. С толку Анастасию сбивал еще и подарок Шардана — он принес в мастерскую ее собственное монисто, потерянное в усадьбе брата при набеге татар, молча положил на рабочий стол и ушел..
«Откуда это украшение появилось здесь, в Бахчисарае? Что это за знак? Может быть, это знак от Богородицы, которой она не переставала молиться о скором освобождении?» — в смятении думала Анастасия.
Отроковица достала из-под рубашки висевший на шнурке на груди нательный крестик, поцеловала его, а затем перекрестилась. От этих сакральных действий на душе у нее сразу стало легче.
В один из последних вечеров перед отъездом княжна вышла из мастерской на задний двор подышать свежим воздухом. На дворе она оглянулась вокруг и увидела, что все окрестные склоны гор покрыты кострами, которые разожгли прибывшие кочевники и турки. Число костров было сравнимо с числом звезд на темном южном небе. Девушка подумала, что вся эта дикая сила вскоре обрушится на ее родные селения, начнет их грабить и жечь, творить насилия, уводить людей в полон. От нахлынувших плохих предчувствий она разволновалась.
Тут, неизвестно откуда, появился казак Данила. Отроковица рассказала ему со слезами в голосе о том, что ее забирают в гарем, к принцу Шардану и везут в Московское царство.
Оказалось, что Данилу татары тоже берут в поход. Он втерся в доверие к чиновнику, который искал среди строителей мечети мастера, способного починить сломанный Девлет-Гиреем фонтан. Данила пообещал все исправить, неделю возился с медными трубками фонтана, но, действительно, все починил.
Татарин оказался заместителем хранителя ханского лука и стрел, а заодно отвечал за годность его огнестрельного оружия. В ружьях и пистолетах хранитель ничего не понимал и потому хотел взять искусного русского мастера с собой в поход.
Казак успокаивал юную девушку, которую знал под именем Прасковья:
— Нам бы поближе к родной земле пробраться, а там мы свободу сами себе добудем. На родине нам и трава, и лес помогать будут. Не зря я у казаков разведчиком был.
— Буду, Данила, молиться святой Анастасии — защитнице всех в узах пребывающих о нашем с тобой освобождении! — с надеждой в голосе ответила на неуклюжие мужские утешения отроковица.
То, что святая Анастасия ее духовная покровительница, а сама она княжна девушка так и не сказала — в плену не было князей и черных людей — перед врагами все русские были равны.
К середине июня татарско-турецкое войско было готово отправиться в поход. Перед выступлением верховный муфтий с минарета, наконец, достроенной Большой ханской мечети прочитал фаджр — предрассветную молитву. Все войско повернулось в сторону священной Каабы в Мекке, стало на колени и повторяло вслед за муфтием жесты руками, поясные и земные поклоны, слова молитв и цитаты из Корана — суры. Муфтий молился на арабском.
Анастасия из монотонных призывов имама смогла различить только слова восхваления Аллаха — «Аллах акбар!» Однако и без перевода было ясно, что мусульмане хвалили своего бога и просили его милостыней. Милости эти заключались в возможности уничтожить и ограбить как можно большее число неверных, в данном случае русских.
После окончания фаджра, незадолго до восхода солнца загрохотали турецкие боевые литавры, загудели рога и волынки. Войско выступило в поход.
Впереди походной колонны ехал на белом коне турецкий воин, который держал в руках флагшток с прикрепленным к нему прямоугольным зеленым полотнищем, на котором были вышиты золотом три полумесяца. Они символизировали власть дома Османов над тремя континентами. Вслед за этим флагом ехал Энвер-паша и Ибрагим-бей, тоже на белых конях.
Следующим в головном отряде ехал на кауром коне татарский воин, который держал в руках флагшток с полотнищем голубого цвета, обшитым золотом и с вышитой на нем золотом тарак-тамги — родовым знаком рода Гиреев. За этим флагом ехали на вороных конях Девлет-Гирей и его военачальник Дивей-мурза.
Вслед за полководцами тянулись нескончаемые отряды конных татар, татарский обоз, шли янычары, простые турецкие пехотинцы, тащились пушки, турецкий обоз с многочисленной обслугой и чиновниками.
Военная колонна медленно шла в направлении Перекопи, где ее ждали орды ногайцев. Однако даже без ногайцев выступившая в поход колонна растянулись на пятнадцать верст.